Что такое уверенность, как она связана с достижением целей, всегда ли
она имеет положительное значение, готовы ли мы встретиться с неудачей,
все ли может уверенный человек и как добиться настоящей уверенности в
себе? С этими вопросами пытается разобраться психологиня,
гештальт-терапевтка Алла Хван.
Интервьюерка: Что такое уверенность?
Алла Хван: Уверенность — это обусловленное состояние. Нельзя сказать — произошло нечто, родители или педагоги преуспели или просто повезло, и человек раз и навсегда стал уверенным. У взрослого человека она опирается, например, на ум — знания об имеющемся положительном опыте дают уверенность. Готовность встретиться с неудачей — это тоже уверенность.
И: Разве не принято считать, что уверенность — нацеленность на успех, идея во что бы то ни стало достичь своей цели?
А: Мне по работе приходилось сталкиваться с несколькими молодыми людьми, лет под тридцать. Они приехали из небольших городов, у всех были разные обстоятельства, но их объединяло одно — семьи вкладывали в них все, чтобы те вышли из сложившегося социального исторического круга на другой, шагнули на гораздо более высокую с точки зрения семей ступень. Все ресурсы уходили на то, чтобы дети сменили жизненную орбиту.
Эти молодые люди приезжали в Москву, жили в ужасных условиях в общежитиях на окраине, работали, чтобы хоть как-то содержать себя, и, главное, учились, реализуя поставленные установки. «Я решила в 14 лет, что буду финансовым аналитиком», — говорила мне, например, одна девушка.
Они окончили с красными дипломами лучшие вузы страны, устроились на хорошие работы, приобрели квартиры и так далее. Было такое линейное, уверенное, поступательное, неостановимое движение. И после, как раз годам к тридцати, они пришли ко мне уже в депрессивном состоянии. Оказывалось, что гиперцели, которую они ставили перед собой и перед ними ставила семья, они достигли, порой подсознательно игнорируя сомнения: «А точно ли это мое, а точно ли я хочу быть юристом, может быть, мне это неинтересно?»
В таком процессе люди игнорируют многие вещи, связанные с чувствительностью человека — усталый ли он, чувствует ли смущение, важно ли ему чужое мнение, кроме мнения людей, облеченных авторитетом и властью. Многое важное остается не очень значимым фоном, главное — есть коридор, по которому я пройду во что бы то ни стало. Гиперзадача решена, а что потом, дальше — человек просто не знает.
И: Получается, с положительной стороной уверенности не все так однозначно?
А: Да. В гештальт-терапии — направлении психотерапии, которым я занимаюсь, базовые понятия — фигура и форма. Сейчас говорим об уверенности скорее как о фигуре. Любая фигура, как растение, вырастает из некой почвы, фона, и он может быть каким угодно.
Фоном могут быть гиперкомпенсаторные потребности родителей или общества. Например, тревога родителей за детей — когда они понимают, что у них нет контроля за будущим детей, что жизнь у нас не очень стабильная. И порой эту неуверенность родители неосознанно перекладывают на плечи детей, требуя от детей уверенности.
«Не будь тряпкой, ну что ты у меня такая клуша», — это все звучит сплошь и рядом. В некотором смысле как раз потому, что мы травмированы нестабильностью, и так звучит наша тревога за будущее детей, — уничижительно по отношению к их личности.
Бывает фон, где главный мотив — конкуренция. Мама смотрит на детской площадке: вот, Вася какой уверенный мальчик, или Маша. Соответственно, если у родителей уверенный в себе ребенок, значит, его родители — более успешны. Осознаем ли мы это, не осознаем, но родители отличников все равно гордятся ими чуть-чуть больше.
По большому счету, многие родители хотят, чтобы их дети были уверены в себе. Иногда, правда, как раз за счет игнорирования тревог и страхов, сомнений в том, его это или не его.
Я иногда наблюдаю, как учат плавать маленького ребенка, особенно молодой и спортивный папа, у которого есть потребность в том, чтобы ЕГО сын ничего не боялся. И происходит некоторое насилие, потому что ребенок сам иначе обошелся бы с водой, со своим любопытством и страхом.
Если мы чего-то хотим от ребенка, все-таки стоит признаться себе, что это наша потребность.
Интервьюерка: Что такое уверенность?
Алла Хван: Уверенность — это обусловленное состояние. Нельзя сказать — произошло нечто, родители или педагоги преуспели или просто повезло, и человек раз и навсегда стал уверенным. У взрослого человека она опирается, например, на ум — знания об имеющемся положительном опыте дают уверенность. Готовность встретиться с неудачей — это тоже уверенность.
И: Разве не принято считать, что уверенность — нацеленность на успех, идея во что бы то ни стало достичь своей цели?
А: Мне по работе приходилось сталкиваться с несколькими молодыми людьми, лет под тридцать. Они приехали из небольших городов, у всех были разные обстоятельства, но их объединяло одно — семьи вкладывали в них все, чтобы те вышли из сложившегося социального исторического круга на другой, шагнули на гораздо более высокую с точки зрения семей ступень. Все ресурсы уходили на то, чтобы дети сменили жизненную орбиту.
Эти молодые люди приезжали в Москву, жили в ужасных условиях в общежитиях на окраине, работали, чтобы хоть как-то содержать себя, и, главное, учились, реализуя поставленные установки. «Я решила в 14 лет, что буду финансовым аналитиком», — говорила мне, например, одна девушка.
Они окончили с красными дипломами лучшие вузы страны, устроились на хорошие работы, приобрели квартиры и так далее. Было такое линейное, уверенное, поступательное, неостановимое движение. И после, как раз годам к тридцати, они пришли ко мне уже в депрессивном состоянии. Оказывалось, что гиперцели, которую они ставили перед собой и перед ними ставила семья, они достигли, порой подсознательно игнорируя сомнения: «А точно ли это мое, а точно ли я хочу быть юристом, может быть, мне это неинтересно?»
В таком процессе люди игнорируют многие вещи, связанные с чувствительностью человека — усталый ли он, чувствует ли смущение, важно ли ему чужое мнение, кроме мнения людей, облеченных авторитетом и властью. Многое важное остается не очень значимым фоном, главное — есть коридор, по которому я пройду во что бы то ни стало. Гиперзадача решена, а что потом, дальше — человек просто не знает.
И: Получается, с положительной стороной уверенности не все так однозначно?
А: Да. В гештальт-терапии — направлении психотерапии, которым я занимаюсь, базовые понятия — фигура и форма. Сейчас говорим об уверенности скорее как о фигуре. Любая фигура, как растение, вырастает из некой почвы, фона, и он может быть каким угодно.
Фоном могут быть гиперкомпенсаторные потребности родителей или общества. Например, тревога родителей за детей — когда они понимают, что у них нет контроля за будущим детей, что жизнь у нас не очень стабильная. И порой эту неуверенность родители неосознанно перекладывают на плечи детей, требуя от детей уверенности.
«Не будь тряпкой, ну что ты у меня такая клуша», — это все звучит сплошь и рядом. В некотором смысле как раз потому, что мы травмированы нестабильностью, и так звучит наша тревога за будущее детей, — уничижительно по отношению к их личности.
Бывает фон, где главный мотив — конкуренция. Мама смотрит на детской площадке: вот, Вася какой уверенный мальчик, или Маша. Соответственно, если у родителей уверенный в себе ребенок, значит, его родители — более успешны. Осознаем ли мы это, не осознаем, но родители отличников все равно гордятся ими чуть-чуть больше.
По большому счету, многие родители хотят, чтобы их дети были уверены в себе. Иногда, правда, как раз за счет игнорирования тревог и страхов, сомнений в том, его это или не его.
Я иногда наблюдаю, как учат плавать маленького ребенка, особенно молодой и спортивный папа, у которого есть потребность в том, чтобы ЕГО сын ничего не боялся. И происходит некоторое насилие, потому что ребенок сам иначе обошелся бы с водой, со своим любопытством и страхом.
Если мы чего-то хотим от ребенка, все-таки стоит признаться себе, что это наша потребность.